Вы здесь

Жил – был мастер. П.Тишковский

Снова март, веселое токование капели и терпкий запах оттаявшей земли. Скоро наступит настоящая весна, и в огороде красивого деревянного дома со светелкой и узорчатыми наличниками окон, что на улице Кирова в Могилеве, зацветает японская вишня сакура, которую так любил хозяин дома. Но он уже никогда не выйдет на крыльцо и не будет любоваться кроной дерева, похожей на огромный белый шар.
Отпраздновав в марте прошлого года свое шестидесятилетие, Павел Андреевич Тишковский поехал в Москву, чтобы опытные специалисты оперировали его очень больное сердце. И не вернулся домой…
Белыми лепестками плакала осиротевшая вишня, вспоминая того, кто глядел на жизнь добрыми глазами, воспевал и защищал все прекрасное на земле.
В последний раз я встретил Павла Андреевича в здании Могилевского художественного фонда в начале марта прошлого года. Там Тишковский работал художником оформителем. Внимательные, немного грустноватые зеленые глаза, белесые, будто выгоревшие на солнце, как у деревенских мальчишек, брови и мягкий с ласковинкой голос. Таким запечатлелся мне именитый мастер художественной фотографии, чьи работы хорошо знают в мире. Они экспонировались более чем на 300 выставках в 38 государствах. На многих из них Павел Тишковский стал лауреатом. Ему дважды присвоено международное почетное звание мастера «Звездный час» и «АФИАП». Это высочайшие оценки творчества.
- А еще трофеи с выставок были? – спросил я.
- Да, - улыбнулся он. – Более 50 медалей.
Павел Андреевич не сказал, что есть и другие награды: десятки почетных дипломов и грамот, призов, почетных лент.
В тот день Тишковский готовился к персональной выставке, которая должна была открыться к его 60-летию в выставочном зале областного отделения Союза художников БССР. Многие его работы я встречал раньше на страницах газет и журналов, на выставках и хорошо помнил их. Они удивили меня тонким пониманием мира, умным и добрым сердцем.


Ветерок

Тишковский виделся лириком.
Павел Андреевич подал мне кипу фотографий, и я сразу заметил среди них знакомую – «Дороги». Увидев, что внимательно рассматриваю работу, Тишковский загадочно улыбнулся:
- Вы по рождению деревенский?
- Да! И мне очень интересно, какими глазами видят деревню другие.
- Какие же чувства вызывает у вас эта фотография?
Я на мгновение представил себе живую картину: на заднем плане фотографии мастер остановил чудное мгновение – сани, в которых ехали мужчина и женщина с закутанным в одеяло ребенком на руках. Повеяло каким-то торжественным покоем. А на переднем плане – заснеженное поле, исхлёстанное дорогами. Почувствовал щемящую тревогу и посмотрел на Тишковского:
- Дороги, ждущие чью-то жизнь?
- Правильно! – Оживился Павел Андреевич. На этой фотографии символ первого дня моей жизни. Я родился в санях. Мои родители в деревне Колесище Могилевского района. Когда я попросился на свет божий, отец запряг в сани коня, усадил мать и повез ее в роддом, в город. Но не довез. Я настолько спешил увидеть свет, что родился в дороге. Это было в марте 1929 года. Ну, а поле с дорогами – это жизнь, которая ждала меня.


Дороги

Жизнь Павла Андреевича не баловала. Его дороги были неровными. Знали они и ухабы, и крутые подъемы, где, наверное, и надорвал свое сердце.
Еще в детстве любознательный мальчик был очарован полотнами Левитана, Саврасова, Шишкина, Куинджи и стал рисовать. С годами это превратилось в потребность. Что и определило профессию.
Тишковский стал художником – оформителем. Эта работа предусматривала занятие фотографией.
По словам самого Тишковского, его фотографии были сначала чисто созерцательными. Павел Андреевич пробовал себя как художник – живописец, как график. До тех пор, пока не увидел настоящее фотоискусство в Москве, в Манеже. Там и понял: фотография – это фокус мыслей и чувств. Как и картина. Фотообъектив Тишковского стал по–иному смотреть на жизнь. 20 лет упорной творческой работы принесли ему славу певца природы.


Покинутое гнездо

Основные темы Тишковского: гармония в природе, гармония в человеке. Обе они пронизаны тревогой за все живое на земле. Очень хорошо передает это настроение фотография, которую Павел Андреевич назвал «Покинутое гнездо». Черная, словно обугленная, земля, а на ней – открытое гнездо, в котором лежат четыре яйца. Судя по устройству гнезда и расцветке яиц, это «дом» чибиса. Только самого его нет. Над полем клокочут косматые тучи, в прорехах которых виден огонь. Если это обычная, пусть себе большая, гроза, то птица мать не покидает своего гнезда. Нет, это не гроза – это чернобыльская катастрофа. Мертвое поле ужасает своим горем, предчувствием более страшных катастроф, которых мы не должны допустить. Так задумал свою работу художник. Так ее воспринимаем и мы. Боль за экологию звучит и в работе «Узник», где мы видим иссохшее дерево, опутанное паутиной колючей проволоки. А может, это жизнь, погибшая в плену концлагеря? Сколько было лагерей смерти на земле! Рождает мысли фотография…
В работах Павла Андреевича надо многое угадывать и разгадывать. Но таково уж настоящее искусство.
Как всякий настоящий художник, Тишковский был всегда в поиске. В технике исполнения он обращался к фотомонтажу, к фильтрации деталей проявлением, что дает графическое изображение.
Необычное в обычном искал фотообъектив Павла Андреевича. Мастер мечтал поснимать знаменитых людей. Во время Всесоюзных Симоновских литературных чтений в Могилеве он необычно подсмотрел Василия Быкова. Работа осталась неоконченной.
Первую запись в книге отзывов на свою выставку сделал автор: «Ищу в себе и окружающем мире доброту, сопереживание…» Именно это и увидели люди в его работах. Вот слова их благодарности: «Спасибо вам за то прекрасное, что вы даете людям. Когда смотришь ваши работы, а в душе звучит музыка то траурная, то свадебная, то грустная, то победная». Павел Андреевич обладал неподдельным даром, о котором хорошо сказал Блейк:

В одном мгновенье видеть
Вечность,
Огромный мир – в зерне
Песка,
В единой горсти –
Бесконечность
И небо - в чашечке цветка.

И потому Мастер долго будет жить в нашей памяти.

И. Пехтерев. Вестник Могилева №13 (30 марта 1990 г.)